Ольга Чигиринская - Шанс, в котором нет правил [черновик]
А узел держать нужно. А население уже едва не мечтает о приходе китайцев, потому что на китайской стороне царит не то чтобы порядок, но хотя бы некое его подобие. А с продовольствием плохо. Очень плохо. И очень тревожные новости идут из тыла.
Кандидату предлагалось сыграть за командира российского контингента.
И Толомаев сыграл. Повесил трех первых попавшихся (не на горячем, а просто подвернувшихся под руку) сибиряков, с блеском подавил возникший из-за этого бунт и расстрелял представителей городской администрации, вознамерившихся сдать город китайцам. После чего героически погиб в бою с последними.
И счел, что показал неплохой результат. Особенно с учетом того, что настоящий командир батальна, попавшего в орскую заваруху, этот город сдал сам.
И страшно удивился, когда узнал, что на игры следующего года его не пригласили — а пригласили Эмбри («какая-то возомнившая о себе фифа», назвал он ее в своем журнале), которая при решении той же задачи попыталась с сибиряками договориться и создать из горожан ополчение, но погибла от шальной пули по решению мастерского компьютера.
То, что всю эту историю он разболтал, было не бедой, а сущей безделицей. Грош цена была бы программе, если бы они не закладывались на обиженных и болтунов. Бедой было то, что дня через два Толомаев болтать перестал. А начал, наоборот, собирать информацию об играх, технологиях подготовки команд и психологическому профилированию.
— Как загасить вонючую лучинку? — пробормотал Антон. — Как уморить Курилку моего? дай мне совет…
Увы, классический выход — да плюнуть на него — не подходил. Курилка-журналист в военном деле не очень разбирался — во всяком случае, разбирался много хуже, чем сам думал — а вот свое дело, как раз, знал очень неплохо. Он собрал данные по устроителям. Он выяснил, кто из них имел отношение к военным играм. Он наложил этот опыт на характеристики тестов. Он склепал фотороботы всех, кого запомнил на отборе — и запустил многофакторный поиск по ним.
И в числе предположительно опознанных — с вероятностью в 64 % — находился Константин Неверов.
Тут мало было обрезать концы — что, впрочем, сделали с самого начала. Тут нужно было радикально заткнуть фонтанчик. Толомаев не походил на человека, которого можно легко напугать. Или легко обмануть…
Он потому и прошел и первую стадию отбора, и все последующие. Почти.
Вот на этой стадии дело и перешло в ведение «Синсэна». К вящему омерзению «Синсэна».
И ко всему этому вдобавок попы затеяли в Киеве какую-то свару, о которой Костя прислал подробный, но подействовавший на Энея как крапива, отчет. Вся эта история с католическими догматами и приснодевством Марии казалась ему сварой остроконечников и тупоконечников, от которой он хотел бы держаться как можно дальше, да вот беда — нельзя. В довершение всего утром шестеро подумывающих о расколе архиереев попросили Костю в арбитры.
А поскольку раскол — дело значимое, обстоятельства его в церковную среду просочатся обязательно, да и в прессу тоже. Больно уж вкусен кусок.
И быть Косте знаменитостью на десять минут. И нет никаких шансов, что Толомаев это пропустит. Уничтожить материалы — проще простого, но что делать с самим Толомаевым?
Иван Топорышкин пошел на охоту,
с ним пудель пошел, перепрыгнув забор,
Иван, как бревно, провалился в болото,
а пудель, вприпрыжку, попал под топор…
И самое главное — стандартные схемы разруливания таких проблем никак не годились — они сами по себе поднимали некоторую рябь, а это же Москва. Зона особого внимания.
— Тоха, в какой срок можно сделать «резиновую Зину»?
— Если есть сам человек или гипсовая маска — то минут за сорок, — сказал Антон. — А если только снимки — часа за три. А кто будет носить?
— Наверное, я. У Игоря сложение не то. Да и у меня не то…
— А кого делать надо?
— Я думаю о нашем общем друге. Должна быть от него какая-то польза?
— О-о-о! — выслушав соображение Энея до конца, Енот пришел в восторг. — «Он сказал, что его зовут мистер Шерлок Холмс»!
Эней кивнул. К его удивлению, Игорь прислушался к чему-то и кивнул тоже.
…Ранним утром — не было еще семи — Ивана Толомаева потревожил сигнал домофона. Иван брился и рассудил так: если незваный гость достаточно в нем, Иване, заинтересован — он подождет, пока хозяин добреется и наденет штаны. А если нет — что ж, значит, Иван этому гостю не очень-то и нужен.
Гость оказался терпелив. Когда Толомаев вышел из ванной, раздался второй сигнал — и, нажав кнопку ответа, Иван увидел у дверей подъезда человека, о котором как журналист знал довольно много, и не раз видел его на заднем плане в записях правительственных новостей.
— Доброе утро, Иван Сергеевич, — сказал гость, получив сигнал обратной связи и глядя прямо в окуляр домофона. — Я капитан СБ Вадим Габриэлян. Не впустите ли меня минут на десять?
Толомаев подавил зевок — это, наверное, от удивления накатило, спать ему совершенно не хотелось — сказал
— Доброе утро, да, конечно, одну минуту, — нажал кнопку и двинулся в прихожую, на ходу пытаясь понять, что такого могло произойти, чтобы его ловил дома ночной референт Самого. Не вызвал, не назначил встречу, нет. Пришел домой, один и без предупреждения.
— Чай, кофе? — спросил он, когда Габриэлян вошел в прихожую.
— Ничего, спасибо, — визитер огляделся, поправил очки. — Разговор будет короткий и сугубо деловой. Вас сильно обидел проигрыш на отборочных играх «Резерва»?
— Какой, к черту, проигрыш, я выиграл, — Толомаев заварил чаю себе.
— Вы проиграли. С треском. К большой нашей радости, должен сказать.
Толомаев почувствовал холод под ложечкой.
— Так за всем этим… стояла ваша контора?
— Смотря что считать «нашей конторой», — Габриэлян улыбнулся вполне дружелюбно, но одним ртом. И был в этой улыбке какой-то подтекст, мелькнул у ночного референта чертик в глазах. — Для нас обоих будет лучше всего считать, что за этим стоял я.
Толомаев подавил вопрос «зачем» и спросил совсем другое.
— А на чем я провалился?
— На неспособности полностью принять правила. Сделать своими. Вы все время видели себя со стороны.
— А почему «к радости»?
— Мне было бы жаль, если бы вы погибли. И что еще важнее — если бы из-за этой вашей неспособности погибли другие люди.
— А я должен был?
— С высокой вероятностью. Впрочем, вас заметили и отсеяли.
— Отсеяли — от чего? Во что я чуть не влез? Или мне этого знать не положено?
Габриэлян вздохнул.
— Отсеяли — от боевой организации подполья. И — да, знать вам этого не положено.
— И туда принимают вот так? — мир хрустнул, из под антарктического щита высунулся желтый клюв, птенец оказался динозавром…
— И так тоже. Но тут еще случай особый. Вы сами обратили внимание на странные критерии, по которым осуществляется отбор. «Такое впечатление, что они не командиров групп ищут, а начальников богадельни» — да?
— Да.
— Вы за новостями культуры следите?
— Да… — Толомаев пытался уловить связь.
— Про последний церковный собор слышали?
— Да.
— А видели?
— Нет, — Толомаев пожал плечами. — Не мой профиль.
— Ненадолго смените его. Поинтересуйтесь тем, что за пределами туннеля.
— Вы хотите сказать, что я увижу там что-то для себя интересное?
— Вы можете увидеть несколько очень знакомых лиц. Но о результатах своего исследования — прошу вас, не трубите. Потому что они тоже, знаете ли, отслеживают. И если они сбросят хвостик и убегут под камень — а виноваты будете вы… — гость пожал плечами.
— То спросят за это с меня, — сказал Толомаев.
Гость кивнул.
— Прочим в назидание.
Толомаев поставил чашку на блюдце, положил себе таблетку сахарина…
— Я рад, Иван Сергеевич, что мы нашли с вами общий язык. До свидания. И… текст о ваших приключениях на Херсонщине — тоже хорошо бы из общего доступа убрать.
Вспылил человек, наговорил лишнего, потом одумался и снял. Обычное дело, не правда ли?
Толомаев кивнул.
— Скажите пожалуйста, а почему вы ко мне пришли? Ведь можно было… — ему казалось, что он уже знает ответ.
Гость несколько удивился.
— Вы — гражданин страны. Никаких законов вы не нарушали. В противоправной деятельности сознательно не участвовали.
Толомаев кивнул — и Габриэлян закрыл за собой дверь. Журналист вернулся на кухню, дождался, пока СБшник выйдет из подъезда и проводил его взглядом до машины. Что-то беспокоило, казалось неестественным, неверным. Вот Габриэлян пересек границу тени от дома — и его ладная фигура на миг оказалась облитой солнечным светом. Толомаев усмехнулся — у него было, было оружие, он любил эти опасные игрушки и держал дома вполне разрешенный пистолет, охотничий дробовик, несколько ножей, саблю… Но никогда в жизни ему не удавалось так хорошо сочетать оружие и костюм. Узнать бы, у кого он шьет, да заказать…
